| В 2024 году исполняется 270 лет со дня рождения Ивана Петровича Мартоса (1754–1835) – скульптора, занимавшего одно из центральных мест в искусстве своего времени. Работая рядом с М. И. Козловским, Ф. И. Шубиным, Ф. Ф. Щедриным, Ф. Г. Гордеевым он являл собой яркую творческую личность, никогда не находился в тени своих гениальных собратьев по искусству. |
| Будущий скульптор родился в местечке Ичня Полтавской губернии. Отец его был мелкопоместным дворянином. В десять лет Иван Петрович оказался в далёком Санкт – Петербурге, став воспитанником недавно открывшейся Академии художеств. Талант, поддерживаемый неустанным трудом, стал залогом успешной учебы. В 1773 году, по окончании курса, Мартос удостаивается высокой награды – малой золотой медали. Перед ним открывается возможность продолжить образование, девятнадцатилетний юноша отправляется на родину искусств в Италию. Древний Рим делается для него неиссякаемым источником в познании классического искусства.
Возвращение в 1779 году в Россию стало не только встречей с Петербургом. Молодой художник снова в стенах родной Академии художеств, но уже в качестве преподавателя. Ему суждено прожить здесь целую жизнь, вплоть до 1831 года. На закате своих дней он заслуженный ректор скульптуры. |
Первая треть XIX столетия – время, когда Петербург украшается парадными архитектурными ансамблями, созданными известными архитекторами, работавшими рука об руку с мастерами скульптуры. Ивану Петровичу Мартосу довелось творить вместе с Тома де Томоном, Чарльзом Камероном, Андреем Никифоровичем Воронихиным.
Для Казанского собора он создает статую Иоанна Крестителя, украсившую портал, барельеф «Моисей источает воду из камня» расположился над одним из проездов храма.
Мартос стал создателем первых городских памятников – Минину и Пожарскому (1818) на Красной площади в Москве, Ломоносову (1829) в Архангельске.
Однако наиболее полно и ярко талант ваятеля нашел выражение в области мемориальной пластики. Запечатленные в мраморе и бронзе чувства печали, скорби, отчаяния, строгость созданных ваятелем образов делают эти произведения непреходящими шедеврами русского искусства.
Музей городской скульптуры обладает большой коллекцией произведений Ивана Петровича Мартоса.
К числу его ранних произведений принадлежит надгробие графа Никиты Ивановича Панина, известного дипломата и соратника императрицы Екатерины II, возглавлявшего коллегию иностранных дел, воспитателя будущего императора Павла I.
Памятник представляет собой скульптурную группу, поднятую на высокий пьедестал. В центре композиции расположен бюст Н.И. Панина, который изображен здесь в образе древнеримского патриция, с накинутым на плечо плащом. Портрет был выполнен скульптором еще при жизни этого известного дипломата екатерининского времени, а после смерти Панина повторен для его надгробия. Высоко поднята голова с короткими остриженными волосами, надменно сжат рот, глаза лишены зрачков, но зритель угадывает проницательный, холодный взгляд вельможи. Постамент с бюстом фланкируют две фигуры, одна из них представляет пожилого человека, другая юношу.
Надгробие графа Панина имеет сложную историю. Панин скончался в марте 1783 года и был похоронен в специально пристроенной к Благовещенской усыпальнице с юго-западной стороны капелле, или погребальной часовне, которую предположительно проектировал Джакомо Кваренги.
Из письма Д. И. Фонвизина, направленного заказчику памятника, брату покойного, графу П.И. Панину 4 апреля 1788, ясно, что скульптурная группа была установлена именно в эти дни, т.е. через пять лет после кончины Никиты Ивановича. Знаменитый сатирик невысоко оценил эту работу Мартоса: «Можно бы и в Италии сделать гораздо лучше, ибо тут мастер весьма неясно изобразил свою идею. По сторонам бюста поставил он две фигуры, но что чрез них сказать хотел, того усмотреть невозможно, да и фигуры коротки и худо драпированы».
С последним утверждением можно согласиться, учитывая, однако, что Мартос был стеснен в компоновке этой группы уже существующими размерами капеллы. Но «что сказать хотел» скульптор, изобразив размышляющего философа и внимающего ему юношу, кажется ясным из текста эпитафии «другу человечества», набранной медными литерами на постаменте: «имел доверенность воспитать наследника престола Всероссийского». Эпитафию, судя по всему, сочинил сам Фонвизин, связанный с графом Паниным, как служебными отношениями, так и общими занятиями в масонских ложах.
Одновременно с памятником Панину Мартос создает памятник уральскому горнозаводчику А.Ф. Турчанинову, умершему в 1787 году. Памятник имеет надпись на французском языке, сделанную, очевидно литейщиком: J. Martos sculp. Fondu / par E. Gastecloux 1792 /, из которой мы узнаем фамилию скульптора, литейщика – исполнителя и дату создания. Памятник, однако, не сразу был заказан Мартосу. За год до смерти Турчанинова глиняную модель памятника изготовил И.П. Прокофьев, о чем упоминается в «Словаре русских художников» Н.П. Собко.
Памятник представляет собой композицию, центральная часть которой – беломраморный бюст на постаменте в виде усеченной каннелированной колонны. У подножия колонны на постаменте – сидящая фигура старца с крыльями за спиной и с книгой в руках – аллегорическое изображение Хроноса. Он сидит в неустойчивой напряженной позе, резко повернувшись к зрителю. Пальцами правой руки он указывает в книгу, где начертана дата смерти Турчанинова. У ног старика череп – символ бренности. Слева от бюста, отвернувшись от него, стоит женская фигура в рост, задрапированная покрывалом, край которого она поднесла к лицу, как будто вытирая слезы. Эта фигура – олицетворение Добродетели. Скульптурная группа памятника размещена на высоком постаменте из шокшинского камня с профилированным карнизом и основанием. На лицевой и противоположной его стороне были укреплены бронзовые барельефы (в настоящее время находятся в фондах ГМГС). На них в аллегорической форме изображены вдова и дети Алексея Федоровича. На правой боковой стороне постамента была укреплена эпитафия на белой мраморной доске, на противоположной стороне беломраморный рельеф с изображением герба.
В памятнике Турчанинову Мартос должен был показать его заслуги и одновременно передать горе его семьи. Сам замысел пышного величественного памятника плохо увязывался с живым человеческим чувством, которое так умел передавать этот художник. Поэтому ни в содержании памятника, ни в его пластическом выражении нет единства и той «строгой простоты», к которой стремились скульпторы классицизма.
В самом конце XVIII в. скульптор И. П. Мартос исполнил в цветном камне надгробие гофмаршала, сенатора Александра Александровича Нарышкина.
В альбоме Константина Яковлевича Афанасьева, которым в свое время были исполнены гравюры с ряда произведений, в том числе с надгробий Мартоса встречается рисунок надгробия А.А. Нарышкина. Первоначальный замысел автора представлял собою многофигурную композицию с элементами аллегории (крылатого гения и плакальщицы – олицетворение скорби об умершем; наличие герба и атрибутов наук и искусств, говорящих об общественном положении А. А. Нарышкина).
Памятник Нарышкину в Благовещенской усыпальнице представляет собой архитектурную композицию в виде куба (постамента), облицованного мрамором теплого желтоватого оттенка и цоколя, облицованного пестрым, коричнево-белым мрамором. На постаменте помещен белоснежный мраморный овальный медальон с профильным портретом Нарышкина, преображенного резцом Мартоса в римского вельможу с величаво снисходительным выражением лица. Памятник свидетельствует о портретном мастерстве Мартоса и его повышенном интересе в этот период к многоцветности и разнообразию материалов.
Одним из совершеннейших по силе пластического языка произведений Мартоса является надгробие княгини Елены Степановны Куракиной, дочери фельдмаршала Апраксина, жены Бориса Александровича Куракина, исполненное скульптором в 1792 году.
Надгробие заказано мастеру князьями Алексеем и Александром Куракиными – сыновьями Е.С. Куракиной.
Мартос избирает для своего произведения одинокую фигуру плакальщицы. Она лежит на саркофаге, вместе с которым вознесена на высокий постамент. Мраморную плакальщицу на памятнике принято считать аллегорией Благочестия. Ее атрибут – кадильница, помещена скульптором у основания медальона с портретом Е. С. Куракиной, на который плакальщица опирается переплетенными руками.
Надгробие Куракиной принадлежит к высшим творческим достижениям Мартоса в мемориальном искусстве XVIII в. Дата исполнения памятника и имена сыновей-заказчиков высечены на тыльной стороне высокого постамента; символическое изображение последних в виде двух плачущих юношей в античных одеждах дано рельефом на лицевой стороне пьедестала.
Одним из первых произведений скульптора И. П. Мартоса, открывающих его творчество в XIX столетии, стало надгробие Артемию Ивановичу Лазареву, адъютант генералу-фельдмаршалу светлейшего князя Потемкина, исполненное в 1802 году.
При создании памятника перед скульптором стояли задачи, обусловленные эстетикой начала XIX века. Он делает скорбь главной темой произведения.
Мартос избирает новые выразительные средства. В надгробии вместо обычных аллегорий, или добродетелей, представлены отец и мать умершего. Фигуры взаимосвязаны между собой и в то же время контрастны в передаче скорби. Они олицетворяют различные грани переживания. Образ скорбящей женщины полон внешней и внутренней экзальтации. Лицо же отца с выражением мольбы и надежды обращено к небесам. Жест его руки, касающейся сжатых в полной безнадежности рук матери, обладает необычайной выразительностью.
Профильный портрет А. И. Лазарева в медальоне, оплетенном гирляндой из лавра, помещен в центре.
В 1803 году Мартос создает свое знаменитое надгробие Елизаветы Ивановны Гагариной (урожд. Балабиной), жены князя И. А. Гагарина, масона, основателя Общества поощрения художеств.
Памятник этот впервые в русской мемориальной скульптуре представляет центральный образ в виде портретной статуи и является новым типом надгробия эпохи высокого классицизма.
В этом произведении Мартос разрабатывает особый тип надгробия – памятника, где отсутствует тема «оплакивания», печали об умершем. Бронзовая фигура молодой женщины, одетая в длинную, классическую тунику, установлена на низком цилиндрическом пьедестале. Весь образ памятника очень лаконичен и внешне кажется холодным, чему в немалой степени способствуют и композиция фигуры, и манера лепки складок одежды. Вместе с тем образ полон лиризма: превосходно моделированные руки, плечи и спина необыкновенно выразительны.
В чертах лица Гагариной, с подчеркнутыми индивидуальными особенностями, Мартос удивительно передал переход от живой теплоты улыбки к постепенно хладеющей бронзе вечности.
Авторство Мартоса подтверждает гравюра К.Я. Афанасьева, выполненная с эскиза скульптора, также включенная в альбом.
В мае 1910 г. в рескрипте митрополиту Антонию президента Императорской Академии Художеств великой княгини Марии Павловны, посвященному вопросу сохранения надгробных памятников, было отмечено, что «памятник (Гагариной) по своему художественному достоинству надлежало-бы, в виду его охраны, поместить в музей». В 1912 г. в мастерской Императорской Академии художеств под руководством Д.М. Бройдо был выполнен гипсовый отлив с надгробия, хранившийся затем в Музее ИАХ, а позже переданный в Государственный Русский музей. В 1954 г. памятник был установлен в экспозиции Музея городской скульптуры в Благовещенской усыпальнице.
1800-е годы были чрезвычайно насыщены и плодотворны в творчестве Мартоса. Кроме памятников Лазареву и Гагариной он заканчивает в это время мавзолей Павлу I в Павловске, создает памятник Разумовскому в селе Батурине. Работает над скульптурным оформлением Казанского собора, начинает работать над самым прославленным своим произведением – памятником Минину и Пожарскому. К этому времени Мартос занимает в Академии Художеств должность адьюнкт-ректора. Его избирают в вольное общество любителей словесности, наук и художеств. Это уже маститый скульптор, достаточно известный, признанный авторитет в сфере искусства.
В эти годы Мартосу довелось еще раз сотрудничать с великим архитектором Д. Кваренги. На заре своего творчества, в 1782 году, скульптор создавал по его рисункам скульптурное оформление Георгиевского зала в Зимнем дворце. Теперь они встретились для работы над памятником первому министру финансов Алексею Ивановичу Васильеву. Заказчиком этого памятника был сослуживец и преемник Васильева – Ф. Голубцов, о чем свидетельствует надпись на памятнике.
Памятник Васильеву – настоящий шедевр архитектуры малых форм. Среди великолепного собрания надгробий в Некрополе XVIII века он выделяется изяществом и совершенством пропорций, тонкостью отделки.
Прообразом этого памятника является созданное в 1789 году надгробие адмирала С.К. Грейга в Домском соборе, в Таллине. Выполненное в Италии каррарским мастером Джузеппе Лучиано по рисунку Кваренги, оно уступает нашему памятнику в совершенстве форм и изяществе отделки.
Памятник Васильеву – беломраморный саркофаг на высоком и широком гранитном основании, увенчанный карнизом с фронтоном и двумя акротериями в виде масок по бокам с лицевой стороны. Он напоминает по своим формам миниатюрный античный храм. Три стороны его абсолютно гладкие, как будто памятник предполагалось установить у стены. На лицевой стороне, в центре – эпитафия, а по бокам от нее – два рельефа с аллегорическими изображениями. На левом изображена женская сидящая фигура с зеркалом в руке; на правом – сидящая мужская фигура с венком в левой опущенной руке, на фоне в этом рельефе изображена пальма. По углам лицевой стороны саркофага сдвоенные опущенные факелы. На фронтоне – бронзовый уроборос.
Рисунки обоих рельефов также находятся в альбоме Афанасьева. Они полностью соответствуют рельефам на памятнике.
Одним из памятников, где Мартос блестяще продемонстрировал умение соединить лиризм, свойственный ему как художнику, с подлинной монументальностью стал памятник Е.К. Чичаговой, созданный им в 1811 году. Жена адмирала и первого морского министра П.В. Чичагова, Елизавета Карловна умерла молодой. История романтической любви русского адмирала и дочери начальника Четемского порта осложнена многими драматическими обстоятельствами. Павел Васильевич горько оплакивал свою потерю.
Е.К. Чичагова была похоронена на Смоленском евангелическом кладбище, где на могиле был воздвигнут мавзолей, для которого и предназначался памятник, созданный Мартосом. На фронтоне мавзолея и на самом памятнике многочисленные надписи на английском языке, повествующие о горе мужа.
Памятник строг по своему образно-художественному языку. Пристенный обелиск имеет завершение обычное для жертвенника. Он установлен на ступенчатый постамент, покоящийся на цоколе с арочным проемом внизу. На обелиске, в медальоне, барельефный портрет Чичаговой. Под ним, опираясь на колонну, в профиль к зрителю сидит юноша с раскрытой книгой в левой руке. У его ног, на цоколе, фигура лежащего льва, придающая памятнику большое своеобразие.
Над портретом имеется несколько надписей: кроме имени Elisabeth, на одном из сердец – «Несчастнейший Павел», на другом – «Мое единственное сокровище». Под сердцами высечена стихотворная эпитафия.
(в русском переводе):
«Увы, порваны нежные узы, тесно сплетенных сердец.
Они уж разбиты, и скрылась вечная радость земная,
Жизнь в тоску лишь одну превратив.
А стоит ли жить вдали от друзей?
Это не жизнь, а та же могила».
Памятник Чичаговой – один из последних шедевров Мартоса в жанре мемориальной скульптуры. Он знаменует собой завершение блестящего периода 1790-1800 годов, когда скульптором были созданы лучшие творения в этом жанре.
На протяжении последующих десятилетий своей жизни Мартос еще не раз возвращается к мемориальной скульптуре. В 1816 году создает надгробие И.А. Алексееву (в Донском монастыре), в 1810-20-х годах работает в Грузино (Новгородская губерния) и в Павловске, где делает памятники Павлу, Аракчееву, завершает памятник «Родителям», выполняет надгробие великим княгиням Елене и Александре Павловне. Но эти десятилетия в творчестве Мартоса характеризуются его активной работой в области монументальной скульптуры.
В 1818 году состоялось открытие памятника Минину и Пожарскому, работу над которым с большими перерывами скульптор вел с 1804 года. В 1826 году открыт памятник Ломоносову в Архангельске, в 1827 году памятник Александру I в Таганроге. В последние годы своей жизни Мартос работал над памятником Марии Федоровне.
Усилившийся интерес к жанру монументальной скульптуры и большая загруженность скульптора являются, возможно, причиной появления двух одинаковых памятников: А.П. Кожуховой в Москве, в Донском монастыре и Е.С. Карнеевой в Петербурге.
Памятник Е.С. Карнеевой представляет собой фигуру коленопреклоненного ангела, обхватившего обеими руками урну и склонившегося к ней лицом. Фигура установлена на постаменте прямоугольной формы. На лицевой стороне его – доска с надписью. На боковых – доски с декоративными рельефами, изображающими два скрещенных факела и венок. По сторонам досок барельефные изображения лекифов. Постамент отлит из чугуна.
Композиция памятника не нова. Она перекликается с памятниками Павлу в Грузино и в Павловске, но, если в них коленопреклоненная мужская фигура являлась составной частью архитектурно-скульптурной композиции, то в памятнике Карнеевой она выделена как главный самостоятельный элемент.
Скульптор Иван Петрович Мартос умер в 1835 году. Признанный мастер скульптурного надгробия похоронен в Некрополе XVIII века. Первоначально он был погребен на Смоленском кладбище, но в 1938 году его прах и памятник были перенесены в Некрополь XVIII века – Пантеон деятелей культуры XVIII века. На могиле замечательного русского скульптора скромный жертвенник темно-красного гранита, созданный в 1836 году А. Мельниковым по заказу вдовы скульптора. На лицевой стороне под изображением лаврового венка – надпись:
«Ваятелю И.П. Мартосу»
Е.А. Апраксина-Сырская, старший научный сотрудник, хранитель фонда «Памятники Благовещенской усыпальницы».
В написании статьи использованы материалы научно-исторической справки Н.В. Силинской «Мемориальная
